– О Кол-Тораке, тётя Пол, – терпеливо пояснил Гарион.

– Отвечай!

– Работники, Крэлто и остальные, рассказывали о Бренде,и Во Мимбре, и Кол-Тораке. Мы с Рандоригом разыгрывали битву. Я был Брендом, аон – Кол-Тораком. Только мне не пришлось открывать свой щит, потому чтоРандоригу сразу удалось стукнуть меня по голове.

– А теперь выслушай меня, Гарион, – сказала тётя Пол, –и хорошенько запомни. Никогда не смей больше произносить имя Торака.

– Его зовут Кол-Торак, тётя Пол, – поправил Гарион, – ане просто Торак.

И тут она ударила его – то, чего никогда не делала раньше.Пощёчина ошеломила мальчика гораздо больше, чем боль, хотя удар оказался неслишком силён.

– Ты никогда больше не произнесёшь имя Торака. Никогда!– повторила она – Это очень важно, Гарион. Твоя жизнь зависит от молчания.Обещай мне.

– Зачем так злиться? – оскорблённо начал он.

– Обещай!

– Хорошо, обещаю. Это была всего-навсего игра.

– Очень глупая игра Ты чуть не убил Рандорига.

– А он меня? – запротестовал Гарион.

– Тебе опасность не грозила А теперь спи.

Голова мальчика стала лёгкой, во рту всё ещё оставался вкусстранного горького зелья, принесённого тётей Пол, но сон был тревожным,наполненным кошмарами, и Гариону казалось, что он слышит глубокий грудной голостёти:

– Гарион, мой Гарион, ты ещё так молод…

А позже, пробуждаясь от глубокого забытья, как рыба,поднимающаяся к серебряной поверхности вод, он вроде бы снова услыхал её зов:

– Отец! Ты нужен мне…

И вновь тёмные глубины тяжёлого сна, где царила тёмнаяфигура человека на чёрной лошади, наблюдавшего за каждым его движением схолодной враждебностью и ещё каким-то выражением, отдалённо напоминавшим страх;а за этим мрачным всадником, всегда незримо присутствующим рядом, хотя Гарионникогда не понимал этого раньше и не признался тёте Пол даже сейчас, маячилоизуродованное омерзительное лицо, которое он мельком видел или представил вовремя драки с Рандоригом, похожее на отвратительный плод невиданного деревазла.

Безмятежное спокойствие детства Гариона было вновь прерванопоявлением у ворот фермы Фолдора странствующего сказочника, оборванногостарика, не имевшего, казалось, даже имени. На коленях штанов красовалисьзаплаты, носки у башмаков отсутствовали. Шерстяная туника с длинными рукавамиподвязывалась на поясе обрывком верёвки – подобные одеяния не носили в этойчасти Сендарии, но, по мнению Гариона, оно очень подходило к свободносвисающему капюшону, закрывавшему плечи, а пятна, напоминавшие о былыхтрапезах, ничуть не портили общую картину. Только широкий плащ казался довольноновым. Черты лица были мужественные, чуть угловатые, но ничто не выдавалопроисхождения странника Старик совсем не походил ни на аренда, ни на чирека,Олгара или драснийца, райвена, толнедрийца.. и скорее всего был отпрыскомкакой-то давно забытой расы. Глаза, синие, глубоко посаженные, сверкающиевесельем, оставались вечно молодыми, наполненными озорством.

Сказочника, время от времени появлявшегося на ферме Фолдора,всегда радушно встречали. По правде говоря, он был бездомным бродягой,зарабатывающим на жизнь рассказами историй, волшебных, весёлых и грустных. Невсегда они оказывались новыми, но было некое завораживающее очарование в манереего рассказа. Голос старика мог подниматься до громовых раскатов или звучатьнежно, подобно летнему ветерку. Старик мог подражать разным людям, свистеть какптичка, так что даже эти крохотные создания слетались на этот щебет, а когдавыл по-волчьи, мурашки пробегали по коже слушателей, а в сердцах воцарялся гнетущийхолод, как будто наступила ледяная драснийская зима.

Он мог имитировать стук дождевых капель и шум ветра и даже –о чудо из чудес! – шорох падающих снежинок. Истории его были полны звуков,оживляющих монотонность пересказа, и получалось так, будто слова обретаютплоть, запах, – странное ощущение охватывало слушателей: они как быприсутствовали в том времени и месте, о которых шла речь.

И всё это великолепие сказочник не скупясь отдавал в обменна ужин, несколько кружек эля и тёплую постель на сеновале. Он бродил по мирусвободный, словно ветер или птицы, которых он изображал.

И всегда между сказочником и тётей Пол будто пробегал огонёкузнавания, хотя она встречала его приход с мрачным смирением, явно подозревая,что, пока этот бродяга шатается здесь, сокровища её кухни не могут быть вбезопасности.

Как только появлялся старик, караваи хлеба и пироги начиналинеобъяснимо исчезать, а острый нож, который тот всегда держал при себе, мог вмгновение ока лишить хорошо поджаренного гуся обеих ножек и в придачу грудки,стоило только поварихе отвернуться. Тётка дала ему прозвище Старый Волк, ипоявление сказочника у ворот фермы вновь знаменовало начало тянущегося годамисоперничества. Сказочник немилосердно льстил ей, даже когда готовилсячто-нибудь утащить. Когда старику предлагали печенье или свежеиспечённый хлеб,он вежливо отказывался, но успевал стянуть чуть не полтарелки, прежде чем еёотодвигали, а пивной и винный погреба, казалось, тут же переходили в еговладение, и хотя тётя Пол старалась не спускать глаз с воришки, всё кончалосьничем – тот был поистине неистощим на уловки.

И, к величайшему прискорбию, среди наиболее ревностныхучеников старика был Гарион. Иногда, доведённая до истерики необходимостьюнаблюдать сразу как за старым мошенником, так и за подрастающим, тётя Полвооружалась метлой и выгоняла обоих из кухни, не жалея ни ударов, ни едкихслов. А старый болтун, смеясь, удирал вместе с мальчиком в укромное место, гдеони наслаждались плодами своих набегов, и сказочник, поминутно прикладываясь кфляжке с украденным вином или пивом, рассказывал прилежному слушателю историииз далёкого прошлого.

Самые лучшие сказки, однако, он оставлял для обеденногозала. После ужина, когда посуда была уже убрана, старик обычно поднимался сосвоего места и уносил слушателей в мир волшебного очарования.

– Расскажи нам о начале всего, старый мой друг, –попросил однажды благочестивый Фолдор, – и о богах тоже.

– О начале и о богах? – задумался сказочник. –Достойный предмет для беседы, Фолдор, да только очень уж сухой и скучный.

– Я заметила, что ты всегда находишь подобные темысухими и скучными, Старый Волк, – усмехнулась тётя Пол, подходя к бочонку,чтобы нацедить для старика кружку пенистого пива.

Тот с торжественным поклоном принял дар.

– Одна из неприятных сторон моей профессии, мистрисПол, – пояснил он, поднося к губам кружку.